▸ род деятельности: перевозит всякое. Легальное и нет.

▸ навыки:

▸ woodkid - flare gun ▸ woodkid -  jump ▸ olafur arnalds – so close ▸ egor grushin -  in time ▸ abel korzeniowski -  right behind you

Grace Miller - матушка //жива и почти здорова// Warren Miller - отец //лежит в земле более семи лет// Laura Miller - сестреныш //становится краше ото дня в день// Elinor Shaw - племянница //свалилась с неба// Ada Miller - кузина //заливает спиртным свою жизнь в Блэк Рок// Sara Miller - по официальной версии пропавшая без вести супруга

[indent] Молодая женщина с аккуратной прической и самым приятным ароматом духов во всем городе поправляет воротник его рубашки, заботливо погладив по щеке: «Не грусти, малыш. Сегодня воскресенье, а, значит, выбора особого нет - нужно идти в церковь. Ты ведь хочешь, чтобы милостивый бог отпустил мамочке с папочкой все грехи?»
Райли хмурится.
А бог простит то, как отец по вечерам кричит не своим голосом, осыпая женушку с головы до пят ударами тяжелых рук? В уголках губ собирается пена, желтоватого оттенка, глаза наливаются кровью, и вместе со словами комнату наполняет тошнотворный аромат выпитого самого дешевого алкоголя, который, кажется, уже впитался в эти светлые стены в цветочек. Грейс Миллер кричит в ответ, позволяя иногда себе какую-нибудь дерзость вроде оправданий, но чаще умоляет не трогать ее и клянется выполнять все, что только потребует муж. Насладившись болью и криками благоверной вдоволь, Уоррен ухмыляется, удовлетворенно кивая [«Так-то. Ты должна знать свое место.»]
А бог простит то, как мамочка иногда решается собрать вещи, схватить сына в охапку и сбежать к матери, но каждый раз возвращается, и тогда они оба  - и Грейс, и Райли - получают новую порцию синяков? Впрочем, младшему и так частенько достается, особенно если он пытается защитить мать. «Ты не понимаешь, солнышко. Папа нас любит. Просто... не умеет выражать это по-другому.»
Или, быть может, великий и милосердный бог простит мамочке и папочке то, что они собираются испортить жизнь еще одному ребенку - ведь в семье Миллеров ожидается пополнение, уже и имя придумали, и абсолютно все, включая древнюю прабабку со стороны Грейс, уверены, что это будет девочка. Райли даже немного рад - быть может, теперь ему не будет так одиноко в этой семье.
Быть может - пока он едва смеет об этом мечтать - это будет даже брат, и когда они вырастут, обязательно покажут отцу, кто главный в доме и чей цвет глаз лучше оттеняют фиолетовые пятна с желтыми подтеками и ссадинами.
Райли еще совсем кроха, но он уже устал закрывать глаза ладошками, прятаться в шкафу и стараться не слышать шума за стеной.
Интересно, а бог простит ему мысль «Лучше бы папочки не было вовсе»?

[indent] Райли знает - сегодня ему опять достанется. Родителей снова вызывают к директору, мистер Вайс вновь захламляет мозг каждого встречного своими жалобами на Миллера, а одноклассники в очередной раз шушукаются о том, что у Райли, похоже, совсем крыша съехала - так нахамить учителю математики! Он пинает каждый камень, что только попадается на пути за неимением другого занятия - ждет, когда у сестры тоже закончатся уроки.
Парень знает - если отец сегодня будет бить его, то о существовании Анны может и забыть, а, значит, все его выходки в школе не прошли даром. Пока это его единственный способ защитить кроху от кулака главы семейства.
Ну и пусть. Лучше уж все «почести» достанутся ему одному, он привык. Он заслужил.
Так, по крайней мере, в последнее время говорит мать, и повторяет это так часто, что Райли и сам готов в это поверить. Ее послушать - так они все это заслужили, даже маленькая Анна, которая кажется брату скорее бледной тенью, призраком, нежели живым человеком. Возможно, так Грейс проще смириться с тягой к насилию мужа или же и правда немного не в себе [сколько же раз Уоррен бил ее по голове?], но иногда она подолгу стоит у стены, глядя в одну точку, а губы беззвучно шепчут: «Это все кара Божья». По спине струйкой пробегает холодок, и детская ладошка тянет за рукав: «Мам, пойдем, тебе нужно поесть». Отстраненная улыбка и пустые глаза - женщина послушно следует на кухню за сыном, обреченно и мерзко шаркая тапочками, словно старуха.
«Да-да, надо поесть. Да-да. Да-да.»

[indent] Часы жизни Райли Миллера перевалили за восемнадцать лет, и всем, что он понял к этому времени, стало осознание собственной никчемности. Ему, разумеется, не маячит на горизонте перспектива учебы в универститете [впрочем, как и ни любая другая возможность]. Из плюсов - отец теперь чаще молча сидит в сарае, напиваясь до бессознательного состояния - сын вырос, закатал рукава потрепанной временем рубашки в клетку, и дал отпор, сбив кожу на костяшках. Он даже не думает  обрабатывать - ссадина не только не вызвала боли, но и принесла невероятно приятное чувство удовлетворения, и Райли, глядя самому себе в глаза в зеркале, мрачно улыбается.